Специфика утверждения влияния православной церкви на Среднем Урале заключалась не в последнюю очередь в том, что помимо обращения в христианство коренного местного населения церковникам приходилось вести напряженную борьбу с очень серьезным идейным противником в лице старообрядцев, прочно и в больших количествах обосновавшихся в регионе еще во время основания первых заводских поселений. Старообрядчество возникло как социальное и культурное явление во второй половине XVII века в результате никонианской реформы и последовавшего за ней церковного раскола. На Средний Урал старообрядцы проникали большими группами в общем потоке русских колонистов-переселенцев и несли с собою религиозные и культурные традиции своего движения, различные для каждого отдельного согласия или секты.
Исторически сложилось так, что основными старообрядческими центрами стали горнозаводские поселения. Наиболее значимыми и старыми из них, под влиянием которых оказался и Верх – Нейвинский, были Невьянск и село Таватуй. Крупные центры старообрядчества находились также в Верхнем и Нижнем Тагиле.
На протяжении всего дореволюционного периода борьба с расколом на Урале шла с переменным успехом, масштабы которого напрямую зависели от того, насколько активно в это противостояние вмешивалось государство. В 1800 году между представителями православной церкви и частью лидеров старообрядцев из числа наиболее умеренных было достигнуто соглашение о создании так называемой единоверческой церкви, которая являла собой по сути компромисс между модернизированным православием и староверием. Фактически единоверческая церковь подчинялась Синоду и в целом обладала большинством характеристик, присущих православной, однако старообрядцам было позволено при этом сохранить основные черты своего уклада и традиций. По идее, такой ход должен был способствовать сближению старообрядчества и православия, а в перспективе привести и к окончательному возвращению “уклонившихся в ересь” в лоно господствующей церкви. Временем максимального триумфа православной церкви стал период правления императора Николая I, занимавшего по отношению к старообрядцам весьма жесткую позицию. С 1836 по 1851 год, когда Пермской епархией управлял архиепископ Аркадий, было обращено из раскола в православие 61 465 человек, из которых 20 602 безусловно и 40 863 на правилах единоверия. Кроме того, по епархии было открыто 68 единоверческих приходов, 28 из которых располагались на территории будущей Екатеринбургской епархии. В числе этих последних находился и Верх-Нейвинский приход.
Пока государство активно задействовало экономические и административные рычаги для ускорения перехода раскольников в православие, церковь могла с полной отдачей использовать благоприятную ситуацию, расширяя приходы и создавая прочную базу для следующего этапа идеологической борьбы. Но уже к концу XIX века государственная политика по отношению к старообрядцам была существенно изменена в сторону большей лояльности, и теперь церкви понадобилось значительно активизировать миссионерскую деятельность, поскольку число новообращенных начало быстро сокращаться и все большие масштабы стал принимать процесс обратного перехода прихожан из православия и единоверия в раскол.
На тот момент в Верх-Нейвинском вопросами борьбы с расколом ведал священник Дмитрий Пономарев, являвшийся постоянным членом екатеринбургского отделения Православного Миссионерского Общества. А поскольку поселок (равно и располагавшиеся близ него Верхний Тагил, Нейво-Рудянский и Таватуй) входил в число населенных пунктов, где старообрядчество было очень распространено, работы у отца Дмитрия хватало всегда. Так, 22 февраля 1893 года Пономарев в паре со священником Черно-Источинской единоверческой церкви Михаилом Сушковым провел в деревне Таватуй, являвшейся оплотом староверов поморского согласия, миссионерскую беседу, подробный отчет о которой Сушков опубликовал в епархиальном печатном органе. Если верить отчету, православные миссионеры проявили себя с самой лучшей стороны, наголову “разгромив” оппонентов, возглавляемых таватуйским наставником Киприаном Спиридоновичем Яковлевым и приехавшим из Московской губернии Сильвестром Кокушкиным. Однако же Сушков оговаривается, что раскольники не имели времени на подготовку к беседе и у них не было под рукой никаких книг, с помощью которых можно было бы выстраивать контраргументы, так что в данном случае успехом беседы миссионеры были обязаны скорее собственной “военной хитрости”, чем действительному абсолютному превосходству в искусстве ведения полемики.
Тем не менее, епархиальная статистика, фиксировавшая присоединения бывших раскольников к церкви показывает, что Дмитрий Пономарев умел убеждать людей и демонстрировал хорошие успехи на миссионерском поприще. За два года ему удалось присоединить к церкви 23 человека, из которых 15 проживали в поселке. Но при этом обращает на себя внимание тот факт, что возраст большинства обращенных составлял от 19 до 22 лет, то есть это была молодежь с еще не вполне сложившейся жизненной философией, которая куда легче поддавалась переубеждению, чем люди более зрелого возраста.
17 декабря 1896 года Дмитрий Пономарев оставил Верх-Нейвинский приход и по собственной просьбе был переведен епархиальным начальством в Березовский завод. В марте 1897 года его место занял переведенный из Владимирской епархии и получивший священнический сан бывший псаломщик Благовещенского собора города Гороховца Аркадий Миртов. В феврале того же 1897 года произошло еще одно важное событие – делегаты очередного Съезда миссионеров Екатеринбургской епархии направили епископу Владимиру ходатайство об открытии особых миссионерских комитетов в населенных пунктах, наиболее подверженных расколу, и оно было удовлетворено. По Екатеринбургскому уезду в числе других оказался в “черном списке” Верхний Тагил, в состав местного миссионерского комитета которого вошел и священник церкви Верх-Нейвинского завода Дмитрий Словцов. Собственно же Верх-Нейвинский, равно и деревня Таватуй, в списке не фигурировали.
Самым большим достижением верх-нейвинских миссионеров, очень широко освещенным в епархиальной печати, стало присоединение к церкви 23 февраля 1903 года известного старообрядческого начетчика Поликарпа Вавиловича Мягкова вместе со всей семьей, что для местных раскольников было равносильно крупному поражению. Поликарп Мягков, родившийся в 1860 году, происходил из семьи быньговских старообрядцев, в 40-х годах обратившихся в единоверие, но уже спустя примерно 20 лет перешедших обратно в раскол. Благодаря острому уму и природной любознательности, Поликарп Вавилович уже в юности прочел много литературы религиозного содержания, и был хорошо знаком не только с учением часовенных, к которому принадлежал сам, но и с доктринами поморского согласия и некоторых других толков. Начитанность, интеллектуальность и широкий кругозор делали Мягкова очень опасным противником для православных миссионеров, что особо отмечал в свое время Епархиальный миссионер Сергей Николаевич Романовский, неоднократно посещавший Верх-Нейвинский завод в 90-е годы XIX века. Своего оппонента Романовский характеризовал так:
“Мягков довольно начитан в книгах не только богословского, но и исторического содержания, не чуждаясь и полемических против раскола сочинений… Он заявил себя сведущим и по части Антихриста, что мне показалось странным встретить в защитнике беглопоповства.”
Однако же именно интеллектуальность Мягкова и стала первопричиной его перехода в православие – не будучи упрямым фанатиком и имея привычку критически относиться к получаемой информации, он всегда с вниманием воспринимал аргументы своих оппонентов, и в итоге счел их вполне убедительными. Справедливости ради стоит отметить, что хотя верх-нейвинские священник Андрей Авдеев (в 1903 году уже он ведал миссионерской деятельностью в поселке) и псаломщик Макарий Огибенин (также состоявший в Миссионерском Обществе) и имели самое прямое отношение к обращению Поликарпа Вавиловича, главную роль здесь сыграл именно Епархиальный миссионер Сергей Николаевич Романовский, и этот факт в своей автобиографии подчеркнул даже сам новообращенный.
История эта имела довольно неожиданное продолжение: Поликарп Мягков не только занял должность псаломщика в одной из единоверческих церквей поселка (что с учетом его образованности как раз было вполне ожидаемым), но и лично принял активнейшее участие в миссионерской деятельности, сопровождая Андрея Авдеева в его поездках и помогая вести беседы с раскольниками. Так, уже 11 мая 1903 года он принимал участие в беседе по вопросу о святом причащении, состоявшейся в Верх-Нейвинске, а в январе 1904 года участвовал в нескольких полемиках с таватуйскими старообрядцами. Словом, в лице Мягкова православные миссионеры обрели очень мощную поддержку, своего рода “тяжелую артиллерию”, могущую стать решающим аргументом в идеологическом противостоянии.
Что же касается дальнейшей истории верх-нейвинской православной миссии, то вплоть до революции в ней уже не было столь ярких моментов. Однако, судя по всему, дела у нее шли неплохо – в 1909 году Андрей Авдеев занимал уже должность председателя противораскольнического комитета Верхнего Тагила (сменив занимавшего ее ранее местного священника Василия Пальмова), а постоянным членом того же комитета стал Иоанн Рубан. Объявленная в 1905 году императором Николаем II политика веротерпимости вывела религиозную жизнь страны на новый уровень, и противоборство православной церкви со старообрядчеством на Урале обещало получить качественно иное, весьма интересное развитие. И дело было отнюдь не только в том, что старообрядцы получили возможность открыто проповедовать свое учение, обсуждать богословские вопросы и различные мировоззренческие нюансы. Теперь и сама православная церковь была вынуждена активно бороться за паству, а значит и усиливать миссионерскую деятельность, и искать новые убедительные аргументы в очных и заочных идеологических баталиях с конкурентами. К сожалению, этот интереснейший период в истории России, обещавший вывести ее религиозную жизнь, быть может, на принципиально новый уровень, очень быстро закончился. Революция 1917 года и последовавшие за ней события быстро сделали застарелый конфликт официальной церкви и старообрядцев бессмысленным – в противостоянии с новой властью вчерашние противники фактически оказались по одну сторону баррикад.
Михаэль Трауриг