В течение XVII века в Европе продолжалось быстрое развитие науки, старт которому был дан в эпоху Возрождения. Мыслители этого столетия все больше отходили от мистицизма былых времен в сторону материализма, а совершенствование технологий открыло новое широкое пространство для исследований и экспериментов. Изучение человеческой психики не осталось тут в стороне и этому направлению уделялось значительное внимание наряду с другими областями знаний. Правда, расширение теоретической базы шло несинхронно с ее практическим приложением, поэтому, несмотря на весь научный прогресс, методы лечения душевнобольных людей претерпели не так уж много изменений.
Если в предыдущее столетие роль центральноевропейских ученых оказалась весьма заметной, то в XVII-м центры научной мысли сместились в Англию и Францию. Во многом это было результатом Тридцатилетней войны, ставшей вообще самым опустошительным вооруженным конфликтом в истории германских земель и унесшей жизни порядка 8 миллионов человек – чудовищная цифра, тем более для того времени, когда численность населения континента была не в пример меньше нынешней. Так или иначе, главными властителями умов тогда по праву именовались французы Рене Декарт и Пьер Гассенди, а также англичане Фрэнсис Бэкон, Уильям Харви, Томас Гоббс и Джон Локк. Именно их исследования в наибольшей степени двигали прогресс в понимании научной картины мира и познании живой природы. Функционирование живого организма в целом, равно и отдельных органов, объяснялись уже не влиянием неких “жизненных духов”, а естественными причинами и законами физики. Так материалистическая теория постепенно становилась доминирующей.
Что же касается медицины и в частности психиатрии, то исследовавшие данную область ученые сделали на протяжении столетия множество наблюдений, позволивших значительно пересмотреть выводы предшественников. Так, французский профессор Шарль ле Пуа, преподававший в университете Понт-а-Муссона, исследуя природу судорожных припадков, именовавшихся тогда общим термином “истерия”, вывел, что их причиной являются дисфункции нервной системы, а не каких-либо иных органов. Он отмечал:
“Принимая во внимание, что истерическое оцепенение охватывает все тело, необходимо признать здесь наличие поражения одних только нервов.”
При этом он шел еще дальше, утверждая, что главную роль тут играет расстройство высших психических функций, или же, согласно его собственному определению, “общий сенсорий”. Тем самым профессор ле Пуа создал значительно опередившую свое время гипотезу – ее значение было по-настоящему оценено лишь спустя два столетия, в XIX веке. Однако в смысле физиологического описания ученый заблуждался, предполагая, что припадки вызываются сокращениями “мозговых оболочек”.
В Англии огромную исследовательскую работу проделали уже упоминавшийся Уильям Харви, Томас Уиллис и Томас Сиденхэм, которого современники прозвали “английским Гиппократом”. Так, Сиденхэм оставил подробнейшее описание “пляски святого Витта” (хореи) и посвятил много времени изучению различных форм психических расстройств, сопровождающихся судорожными припадками.Томас Уиллис стал автором первой попытки создания теории локализации психических функций – он предположил, что в белом веществе головного мозга локализуются участки, отвечающие за фантазию и память, в то время как идеи генерируются в мозолистом теле мозга, соединяющем оба полушария. Кроме того, этот ученый одним из первых поднял проблему негативных воздействий, оказываемых на организм, и в том числе на психику, бесконтрольным употреблением наркотических средств. И это было очень актуально – в XVII веке в качестве лекарства от многих заболеваний повсеместно применялась настойка опия (в том числе ею лечил своих пациентов и сам Уиллис), но при этом мало кто из врачей обращал внимание на то, что постоянное употребление опиатов ведет к формированию стойкой химической зависимости и в конечном счете — деформации психики. Именно поэтому Томас дозировал настойку опия крайне тщательно и осторожно – ее он использовал в качестве снотворного, поскольку полагал, что здоровый крепкий сон является одним из лучших средств, помогающих организму справляться с недугами.
Что же до Уильяма Харви, то хотя изучение человеческой психики не входило в число его главных интересов, он все-таки сделал ряд значительных наблюдений. Одно из важнейших заключалось в установлении зависимости влияния психологических факторов на развитие различных заболеваний. Например, Харви замечал:
“Любые психические аффекты различного содержания могут сопровождаться истощением и расстройством здоровья или быть связаны с нарушением химических процессов и их недостаточностью, с обострением всех проявлений болезни и истощением тела человека.”
Свой вклад в изучение психических расстройств продолжали вносить и ученые Центральной Европы, хотя для их подхода были характерны некоторая архаичность и приверженность мистическим объяснениям. Тем не менее, германский врач Франц де ле Бо по прозвищу Сильвий оставил немало наблюдений, касающихся хода и симптоматики душевных расстройств, а также стал автором собственной системы психотерапии, основанной не на применении медикаментов, а на моральном воздействии на пациента с помощью убеждения и рассуждений. Очень близких взглядов придерживался и швейцарец Теофил Боне, также имевший очень богатую практику и давший, помимо прочего, достаточно подробные описания нескольких случаев маниакально-депрессивных психозов.
Наконец, нельзя не упомянуть голландца Яна Баптиста ван Хельмонта, который первым ввел в практику лечения психических расстройств шоковую терапию методом погружения больного в воду. Отправной точкой здесь послужил вполне реальный случай, когда один душевнобольной во время буйного припадка бросился в озеро и едва не утонул, но после этого практически полностью излечился. Основываясь на этом прецеденте, ван Хельмонт предложил внезапно погружать психически нездоровых пациентов в воду с помощью специального приспособления и держать там достаточно долго, но не настолько, чтобы человеку грозила опасность утонуть. По его мнению, шок мог способствовать прекращению приступов и избавлению от психозов, и надо сказать, в некоторых случаях это действительно срабатывало. Но поскольку такая терапия, ставшая вскоре весьма популярной, практиковалась без оглядки на индивидуальные особенности тех, по отношению к кому применялась, чаще всего от нее не было большой пользы, в то время как пациент всегда испытывал сильный страх и дискомфорт.
Отдельно следует сказать о деятельности знаменитого итальянца Паоло Заккиа, который прославился не только как глава врачебной корпорации Рима и папский лейб-медик при Иннокентии X и Александре VII, но и как выдающийся специалист по вопросам судебно-психиатрической экспертизы. Автор собственной классификации психических заболеваний, Заккиа регулярно консультировал судебные трибуналы относительно правоспособности и вменяемости фигурантов различных дел. В его экспертных заключениях отражены подробные указания по оценке степени ответственности людей, страдающих психозами, в зависимости от фазы заболевания на момент совершения деяния. Так, состояние аффекта медик считал достаточным основанием для смягчения приговора, а полное помрачение рассудка – обстоятельством, освобождающим человека от ответственности, но при этом и влекущим серьезные ограничения в правах. Кроме того, Заккиа обращал особое внимание на симуляции психических заболеваний, или же, напротив, на случаи намеренного сокрытия факта болезни. Для установления истины он применял особые методики, обычно оказывавшиеся весьма эффективными. Например, зная о том, что душевнобольные как правило слабо или неадекватно реагируют на реальные жизненные впечатления, он пытался вызвать у предполагаемого симулянта сильные чувства, чтобы тот обнаружил себя яркой эмоциональной реакцией, соответствующей раздражителю. Если же суд подозревал, что человек душевно нездоров и скрывает свой недуг, то заподозренному давали какое-либо средство, могущее спровоцировать приступ в случае, если болезнь действительно имеет место. Таким образом, именно Паоло Заккиа следует считать родоначальником судебной психопатологии.